Сколько белорусов убил Суворов?
Благодаря белорусской националистической пропаганде выдающийся русский полководец Александр Васильевич Суворов все чаще представляется как палач и каратель белорусского народа, который, уничтожая Речь Посполитую, полил кровью белорусскую землю. Периодически различные вандалы то исковеркают его памятник надписью «Кат» (палач), то повесят плакат, называя Суворова нелюдем и убийцей. Но особенно часто высказываются по этому поводу в интернете.
Чаще это вспоминается в рамках подавления восстания Костюшко 1794 года, но более знающие люди вспоминают и подавление Барской конфедерации 1769 года. Совершал ли Суворов в действительности кровавые деяния, за которые белорусы должны помнить его как палача?
Впервые на современных белорусских землях Суворов появился в 1769 году при подавлении Барской конфедерации, когда шляхта Речи Посполитой подняла восстание против польского короля Августа Понятовского. В той войне участвовал и бригадир Суворов. 2 (13) сентября у деревни Орехово между войсками Казимира Пулавского и Суворова произошло сражение. На одном, ныне признанном экстремистским, ресурсе сражение у Орехово описывается так: «По пути туда [в Люблин] в сентябре 1769 года в ходе боя в районе Малориты Суворов приказал сжечь белорусскую деревню Орехово, а ее уцелевших жителей, по некоторым сведениям, отправил на каторгу. К слову, в сентябре 1943 года Орехово снова сожгли — на этот раз нацисты». И тут же параллель с нацистами рисует в умах неподготовленных читателей образ карателя.
Как видим, простой пропагандистский прием настраивает на определённый лад. Если рассмотреть более подробно, картина вырисовывается другая. Бой против Пулавского Суворов начал, находясь в численном меньшинстве. После ожесточенного сражения конфедераты в порядке отступили. Пулавский привел войска в порядок и выстроил в поле перед деревней Орехово для дальнейшего боя. Далее приведем слова самого Суворова из его рапорта: «Пулавских ядры брали у меня целые ряды; однако, помощию божиею, я с ранеными убытку щитаю человек до десяти. Их столько против меня было много, что я, наконец, принужден был гранатою деревню зажечь. Тут-то они и побежали…» (1769 г. сентября 7. Рапорт А. В. Суворова и. И. Веймарну о бое при Орехове). Как видим, контекст сожжения деревни немного иной: это была не карательная операция, а боевая необходимость. Данных, были ли жители в деревне или они перед боем попрятались, нет.
Это первый и единственный пример «зверств» Суворова до 1794 года. Как видим, собственно, и зверств никаких не было. То, что во время боя сгорела деревня не есть хорошо, но точно так же маленькие населенные пункты страдали и от боевых действий армии Речи Посполитой.
Но основной причиной, из-за которой называют Суворова палачом, является, конечно же, восстание Тадеуша Костюшко. Действительно ли он жестоко подавлял восстание, поливая землю кровью? Давайте рассмотрим его участие в подавлении повстанцев.
Восстание на территории ВКЛ началось 22 апреля 1794 г., а Суворов принял командование и выступил из Немирова (нынешняя Украина) лишь 25 августа. На территорию современной Беларуси к городку Дивин его армия подошла 14 сентября, 15 сентября он занял Кобрин, а 17 числа произошла битва под Крупчицами (где у Сераковского было около 75% регулярной армии, что не вяжется с определением партизан), где поляки отступили, а уже 19 сентября Суворов окончательно разбил Сераковского под Брестом.
Как видим, Суворов прошел путь от Дивина до Бреста за 5 дней с постоянными боями. Когда у него было время ставить виселицы и подвешивать на них белорусов — непонятно. Да и сам маршрут по белорусским территориям очень незначителен. В Бресте русские войска стояли около месяца, собирая и заготавливая провиант. Данные о зверствах русских в это время на территории Бреста отсутствуют. На представленной карте показан маршрут движения войск Суворова в границах современной Беларуси.
Если Суворов не совершал никаких зверств, откуда произошел миф о «палаче белорусов»? Приведем одну одиозную цитату, которая поможет пролить свет на этот вопрос:
«Суворов потопил Беларусь и Польшу в крови – в буквальном смысле слова. Местное население подвергалось массовым казням, как во время оккупации Гитлера, Суворов нещадно убивал белорусских партизан, всюду по пути следования своих войск Суворов оставлял вереницы виселиц с повешенными белорусами. Кульминация резни настала в предместье Варшавы Праге, куда отступили польско-белорусские повстанцы. Там солдаты и казаки Суворова вырезали все население, сопровождая погром массовыми изнасилованиями и пытками, а ради устрашения стали носить на пиках и штыках трупики мертвых младенцев.»
Как видим, все просто: белорусские националисты взяли старый польский тезис о «пражской резне» и перенесли его на белорусские земли. Т.е. любой спор об уничтожении Суворовом белорусского населения упрется в кровавый штурм варшавского предместья. Но какое отношение Прага имеет к Беларуси? Никакого. Да и участие этнических белорусов в восстании было небольшим. Разберемся, был ли штурм Праги таким кровавым?
В указанной небольшой цитате перечислены практически все злодеяния, которые могла совершить оккупационная армия: тут и массовые изнасилования, и пытки, и младенцы на пиках. Все это леденит душу, но если мы говорим об истории, то эмоции нужно оставить в стороне и обратиться к источникам. Не будем подробно разбирать произошедшее в Праге, а лишь проанализируем утверждения о зверствах Суворова. Для этого просто откроем 5 часть XII книги Н.И. Костомарова «Старый спор» и находим там такую цитату:
«Разъяренные русские воины не внимали уже голосам, просившим помилования; напрасно поляки бросали оружие и отдавались в плен — их кололи штыками. Русские солдаты припоминали своих безоружных товарищей, истребленных в Варшаве в день революции, и теперь мстили за их кровь польской кровью. Те батальоны, которые в апреле были в Варшаве и в день революции потеряли своих товарищей, особенно отличались жестокостью. Зейме рассказывает, что ему говорил полковник Ливен, как он уже при конце битвы наткнулся на гренадера, который в ожесточении колол штыком безоружных поляков и даже раненых; был у него еще топор, как бы для того, чтобы разнообразить свои упражнения, он им разрубливал полякам головы. Полковник стал бранить его за зверство, а гренадер отвечал: «Это все собаки; они против нас дрались, так пусть все погибают!»
Вот мы видим примеры жёсткости русской армии. Но при этом она логично объясняется: русские солдаты мстили полякам за вырезанных безоружных солдат во время восстания в Варшаве. Да и сами защитники Праги давали жесткий отпор, и в пылу сражения жестокость неминуема… А теперь самое интересное:
«Один козак для потехи воткнул на пику маленького ребенка; другой, вырвав дитя из объятий заколотой матери, разбивал его о стену.»
Вот он источник про «младенцев на штыках». Как видим, единичные случаи жестокости, которые случаются на любой войне, переносят на всю армию. Один казак, проткнувший пикой ребенка, в устах «неполживых» историков превратился в толпы солдат, таскавших по улицам трупы детей на штыках… Но были ли все русские солдаты так жестоки к польским детям? Читаем дальше у Костамарова:
«Но были примеры и гуманности. По рассказам, слышанным Зейме от того же Ливена, когда загорелся мост, он увидел, как гренадер нес на руках мальчика и говорил: «Посмотрите, ваше высокоблагородие, козак хотел этого мальчика бросить в огонь; я его спас». — Браво, камрад; — сказал полковник, — что же ты хочешь делать с ним? — Не знаю, ваше высокоблагородие; только посмотрите, какой хорошенький мальчик, как же было его не спасти? И он поцеловал ребенка, который рученками держался за его шею.»
Почему-то эту цитату «честные историки» не тиражируют. С младенцами с большего разобрались, а что там с изнасилованными монашками?
«Нельзя предположить, чтоб жители Праги оставались в предместье, когда существовало два моста в Варшаву; особенно женщины с детьми, по естественному чувству самосохранения, должны были бежать, если не прежде прибытия Суворова, то по крайней мере, когда уже начата была русскими канонада. Само польское военное начальство должно было содействовать тому, чтобы удалить женщин и детей, дабы их вопли и крики не производили на солдат ослабляющего влияния, и не деморализовали мужества войска. Таким образом, если происходили варварства над жителями, почему-нибудь не успевшими выбраться из Праги, то вероятно в небольшом числе, тем более, что, по сказаниям самих поляков, как только русские овладели Прагой, Суворов послал офицеров оповестить жителей, какие оставались в Праге, чтобы они скорее выходили с правой стороны Праги и бежали в русский лагерь, где они могут быть безопасны, и все действительно, которые по этому призыву ушли туда, остались целы, хотя некоторых ограбили. Так спаслись монахини бернардинки, девятнадцать монахов бернардинов; те же, которые не успели бежать из монастырей, были побиты, а девицы, находившиеся в монастыре на ученьи, не успевшие убежать в русский лагерь, изнасилованы и потом побиты…»
Как видим опять вырывание из контекста и перетаскивание частных преступлений (за которые полагалось наказание) на всю армию. Более того, происшествия, произошедшие в одной битве под Варшавой, в устах пропагандистов превращаются в кровавые преступления против белорусов.
