«Неизвестная война» 1654-1667. Кто убил половину белорусов?

Внимательно рассмотрев ход войны, можем оценить ее последствия, а особенно разобрать вопрос о потерях. В оппозиционной публицистике, посвященной Тринадцатилетней войне, можно встретить такие тезисы, как «знішчылі ці забралі ў маскоўскі палон амаль палову насельніцтва», «загінуў кожны другі беларус», и даже «самая кровопролитная война в истории Беларуси». И, как правило, это «убитые или уведенные в рабство» русскими войсками мирные белорусы. Таким образом, вопрос о потерях из исторической плоскости переходит в идеологическую и используется белорусской оппозицией в антироссийской пропаганде.

Самое смешное заключается в том, что нет ни одного исследования, которое бы подтверждало тезис об убыли половины населения во время войны. Но на чем тогда основываются данные утверждения?

Читайте другие статьи серии «Неизвестная война» 1654-1667

Откуда цифры потерь

Главным распространителем тезиса о «потерях половины населения Беларуси» стал белорусский историк Геннадий Саганович, издавший в 1995 году книгу «Невядомая вайна: 1654-1667». В ней он опровергал советскую идеологему о войне как «борьбе белорусского народа за воссоединение с Россией» и делал прямо противоположные выводы, где уже Россия становилась главным врагом. Саганович приводил цитаты, представляющие русских оккупантами, грабителями и насильниками. В конце книги были приведены таблицы по демографическим потерям ВКЛ, где подробно расписаны данные по каждому повету и воеводству с 1648 по 1667 года, ставшие основой утверждения о грандиозных людских потерях во время войны. Об итогах войны Саганович высказывался следующим образом:

«Катастрофа — иначе не назовешь то состояние, в которое была ввергнута Беларусь тринадцатилетней войной. В Беларуси в границах ее нынешней территории численность населения сократилась более чем вдвое: если перед войной оно достигало 2-х миллионов 900 тысяч человек, то на 1667 год осталось около 1 миллиона 350 тысяч. Это примерно 47 процентов…

Терял ли хоть один европейский народ 53 процента своих жителей? Даже в Германии самая разрушительная Тридцатилетняя война не привела к такой демографической трагедии…

Некоторые города, казалось, обезлюдели навсегда… потери жителей превысили, например, 93 процента в Полоцке, 94 — в Витебске, 92 — в Ляховичах… или составили более двух третей, как в Пинске, Турове, Могилеве, Чашниках. Особенно если учесть, что на их возрождение не было откуда взять ни сил, ни средств, ибо весь край стал одним общим пепелищем».

Правда уже после 2012 года его риторика изменилась. На одном запрещенном в Беларуси ресурсе даже выходила статья под громким названием «Саганович: Никогда не утверждал, что в войне 1654-1667 гг. царское войско уничтожило половину населения Беларуси», где историк говорил, что «На книгу не стоит ссылаться, поскольку книга писалась как вступительная…», «Это примерные подсчеты потерь на территории ВКЛ от 1648 по конец 1667 г.», «Утверждают, даже, будто бы я в этой книге что-то писал про геноцид! Полный бред – в ней даже слово такое не использовалось. Сегодня мы видим, что эти подсчеты очень несовершенны. Но других в таком масштабе пока нет». Как видим сам историк, на которого в данном вопросе постоянно ссылаются, отрицает убыль половины населения Беларуси. Так откуда данные?

В самой книге в таблицах потерь указаны источники: это работы Юзефа Можи «Kryzys demograficzny na Litwie i Białorusi w II połowie XVII w» (Дэмаграфічны спад на Беларусі й Ліцьве ў сярэдзіне XVII ст.) (1965 г.) и Василия Ивановича Мелешко «Очерки аграрной истории восточной Белоруссии» (1975 г.). Сами таблицы охватывают период 1648-1667, но Саганович немного сместил акценты, и вот уже не было 7 лет, не было Хмельничины, не было жесткого подавления казацко-крестьянских восстаний, не было чумы – была только война с Москвой (еще со шведами воевали, но это почти не считается).

Можи в своей книге рассматривал демографические потери периода 1648-1667 гг., анализировал все события, происходящие в регионе. В качестве методики подсчета он брал за основу количество налоговых единиц – дымов, и умножал их на примерное количество жителей. Дым — это хозяйственный комплекс, который принадлежал семье; одна из главных единиц налогообложения в ВКЛ с 1650 года. Т.к. плотность по его версии до начала кризиса была выше, то количество жителей на дым он взял 8 человек в 1648 году и 7,5 в 1667 году. Свои данные Василий Мелешко основывал на работе Юзефа Можи. Он, взяв те же подымные переписи, использовал цифры 7 и 6,5 соответственно. Уже здесь видна условность данного метода. Также он имеет ряд недостатков, т.к. не учитывает некоторые факторы, например, налоговые льготы для определенных регионов, неуплату налогов вновь заселенных домов, тех, кто переехал в другое место и т.д. Поэтому данные цифры очень условные и не могут точно отображать население города и повета. Также отметим, что согласно подсчету Можи, убыль населения ВКЛ составляла 48,4%, а не 53% как у Сагановича, который считал не территорию всего Литовского княжества, а лишь территории, входящие в современную Республику Беларусь (при этом посчитав Виленский повет). Разница, казалось бы, небольшая, но как по-другому воспринимаются потери свыше половины населения.

Логика была проста: от населения в начале войны отнимаем население, оставшееся в конце войны и получаем цифру потерь, при этом все эти «потери» считаются убитыми. Но вульгарность этого метода доказывается просмотром «промежуточных» данных по конкретным городам. Например, если использовать методику Сагановича, то в Полоцке на 1648 год жило 10.700 человек. По проведенной в июле переписи населения в Полоцке имелось (включая Задвинье, Экимань и Остров) всего лишь 839 «жилых дворов», в том числе 782 посадских, 34 пушкарских и 23 шляхетских. Зато пустых посадских дворов было свыше 900. Если рассчитывать, что в одном дворе жило 6 человек, то в городе осталось всего около 5 тысяч жителей. Как видим, до прихода русских войск город уже «потерял» примерно 51-52% своего населения. По логике белорусской оппозиции они были убиты польско-литовскими властями, но в реальности жители покинули город до прихода русских войск.

Еще интереснее получается с населением Могилева. Используя уже выше озвученный метод, получаем такие цифры жителей города: 1648 год – 16.569 человек, 1667 год – 3.751 человек. В книге уже упомянутого Василия Мелешко «Могилев в XVI – середине XVII в.» он приводит данные о количестве домов в Могилеве в 1661 году в количестве 2.940 штук. Если исходить из предложенного им расчета, что в доме проживала семья из 5 человек, то в 1661 году население города составляло 14.700 человек. Теперь простым арифметическим вычитанием приходим к выводу, что под кровавыми москалями с 1648 по 1661 года, население сократилось всего на 1869 человек (это с учетом осад 1655 и 1660 годов). А под «освободителями» литвинами было убито 10.949 человек – вот такую цену заплатили могилевские мещане за «освобождение». Как видим, вульгарно манипулируя цифрами, мы можем прийти к совершенно разным выводам.

Проблемы изучения военных потерь

Для начала нужно осознать банальный факт: на войне гибнут люди. Независимо от того, кто, когда и на кого напал, война будет сопровождаться людскими потерями, вызванными военными действиями, мародерством, разорением деревень, голодом и прочими сопровождающую войну вещами. Поэтому нужно отличать «естественные» жертвы войны от действительно зверства, которые выходят за рамки. Ведь если этого не делать, нашей литвинствующей оппозиции, обвиняющей «московитов» в геноциде, придется самим каяться за геноцид 1609-1618 годов, когда польско-литовское воинство разоряло и убивало население «проклятой Московии»: «А Литва и Поляки в Московском государстве учали насильство делать: у торговых людей жен и дочерей имать силно, и по ночем ходить с саблями и людей побивать, и у храмов вере крестьянской и образом поругатца». Хотя, возможно, это другое…

К зверствам можно отнести убийство мирных граждан после штурмов городов, или сжигание этих самых городов, или полное разорение местности на уже контролируемых территориях. При этом рейды в тыл противника с уничтожением сельхозугодий и прочей экономической инфраструктуры было обычной практикой тогдашней военщины, которой не гнушались ни сами литовцы, ни поляки, ни прочие европейцы. В качестве примера действительных зверств можно привести осаду Магдебурга в мае 1631 года армиями Священной Римской империи и Католической лиги под командованием таких прославленных военачальников как Иоганн Тилли и Готфрид Паппенгейм. После тяжелого штурма солдаты начали крушить и грабить город. В результате бесчинств Магдебург был сожжен, а из 25-30 тысяч населения  по свидетельствам очевидцев осталось лишь 5 тысяч, из которых 80-90% это девушки и женщины, которые во время этой вакханалии находились в солдатском лагере по понятным причинам. «Магдебургская свадьба» еще долго наводила ужас на всю Европу. Так вот подобных эксцессов во время Тринадцатилетней войны источники не упоминают, хотя штурмы городов проходили с большим количеством жертв.

Главная проблема определения потерь при военных действиях – это нехватка данных. Преувеличиваются как количество солдат, участвующих в битве, так и данные о потерях. Сгущаются краски при описании событий, создается жуткая картина кровожадности и дикости врага. Мы уже приводили пример Пинска, где Ольбрехт Радзивилл говорил «четырнадцать тысяч молодых и старых убито», а дьяк Кунаков доносил о трех тысячах убитых. Также непонятно, что скрывается за формулировками «пожгли без остатку», «ратных и всяких людей побили», «высекли и выжгли» и прочие красочные эпитеты, которые встречаются в донесениях русских воевод. Действительно ли всех сожгли и убили или это просто оборот речи, означающий боевое столкновение?

Поэтому на цифры убыли населения нужно смотреть под другим углом. На демографический кризис ВКЛ 1648-1667 годов повлияло много факторов: антишляхетские восстания, войны с Россией и Швецией, эпидемия чумы, голод… Рассмотрим их все более подробнее.

Антишляхетские восстания 1648-1651 гг.

Потери населения во время казацко-крестьянского восстания, как и в войне 1654-1667 годов, подсчитать крайне трудно. Крестьяне быстро присоединялись к восстанию, не питая особой любви к своим помещикам. Повстанцы нападали на шляхетские имения, грабили и насиловали, жгли и убивали. Например, при взятии Гомеля казаками было убито 600 шляхтичей. В Пинском повете крестьяне навели казаков на скрывавшуюся в лесу шляхту, и их всех перебили. В самом Пинске казаки убили не только всех помещиков, но также католических священников и монахов, ограбили костёлы и монастыри.

Шляхта не отставала и огнем и мечом карала взбунтовавшийся народ. О жестокости по отношении к жителям Пинска и Мозыря мы уже упоминали. Но не повезло и другим городам. В Черикове отряды Друцкого-Горского ворвались в город и, по донесениям вяземских воевод, «белорусцев всех посекли». А вот так описывал события Минске в январе месяце дьяк Кунаков: «…немчин Доновай к Смолевичам приступал и в рынок вломился, и убили мещан с 10 человек, а многих переранили; и стоял Доновай в Смолевичах 2 дни, а стацый взять было ему не с кого: только что нашли, то и пограбили; а во дворех двери и окна повыбил, и пошел к Менску, зажогли село; и тот пожар по его отъезде остальцы утушили». А вот что писал об «умиротворении» гомельчан королю Яну Казимиру Януш Радзивилл в письме от 9 июня 1651 года: «Развернув во всех направлениях враждебные действия, неприятель подошел к Гомелю и окопался возле города. На следующий день с утра были слышны крики и стрельба. Штурм был отбит. Среди мещан обнаружилась измена. Семеро из них спустились со стены к неприятелю. Поэтому наши всех мещан вырезали».

Расправа с восставшим народом была жесткая. Всех, на кого падало подозрение как участника восстания, вешали, четвертовали, сажали на кол. Наемные войска при этом способствовали разграблению края. Поэтому крестьяне, заслышав о приближении литовских войск, вместе с семьями бежали на Украину. Как видим, согласно данным демографических потерь, царские войска еще не думали вторгаться, а население уже сокращалось.

Потери от действий русской армии

Царь Алексей Михайлович перед началом войны давал наказ ратным людям в 1654 году: «чтоб они белорусцов крестьянские веры, которые против нас не будут, и их жон и детей не побивали и в полон не имали, и никакова дурна над ними не делали и животов их не грабили. И которые белорусцы приедут к нам в полки, и вы о тех белорусцев нашим государевым жалованием обнадежили и велели их приводить к вере, что им быть под нашею… рукою навеки неотступно, а нам служить… с нашими ратными людьми сопча за один… А будет белорусцы с нашими ратными людьми вместе быть не похотят, а похотят быть особно, и вы б им… начального человека доброго поволили, и тому начальному человеку з белорусцы велели б есте с собою в походе приказали б есте беречь и смотреть накрепко, чтобы от них нашим ратным людей какие хитрости не учинилось».

 Царь воспринимал эту войну как возвращение своей отчины, поэтому и не было смысла разорять край, которым будешь править. Крестьяне были главным экономическим ресурсом, платившим налоги и кормившим армию: убивать их – это тем самым подрывать экономику своего государства. Как гласил один из приказов: «А деревень бы не жечь, для того что те деревни вам же пригодятся на хлеб и на пристанище; а кто учнет жечь, и тому быть во всяком разорении и в ссылке, а холопу, который сожжет, быть казнену безо всякой пощады».

В начале войны русские войска доброжелательно относились к мирному населению городов, которые без боя переходили под царскую руку, и оставляли Магдебургское и иные права. Православное крестьянство в большинстве своем хорошо относилось к приходу русских. Как отмечали современники: «Мужики молят бога, чтобы пришла Москва», «Мужики нам враждебны, везде на царское имя сдаются и делают больше вреда, чем Москва; это зло будет и дальше распространяться; надобно опасаться чего-нибудь вроде козацкой войны».

Естественно, города, которые не желали сдаваться и давали бой противнику, подвергались разграблению, а люди уводились в плен – все по законам войны тех лет. Мы уже сравнивали штурмы Пинска и Мстиславля – данные сражения ничем не выделялись на фоне штурмов городов той эпохи. При осаде все подходы к городу старались перекрыть, а соседние деревни сжечь и разграбить, чтобы лишить осажденных припасов. Примером можно привести действие русской армии под осажденным Слуцком в 1655 году, о которой А. Н. Трубецкой писал царю: «…деревни, и хлеб, и сено, и всякие конские кормы мы по обе стороны жгли, и людей побивали, и в полон имали, и разоряли совсем без остатку, и по сторонам потому ж жечь и разорять посылали». Отметим, что данная тактика использовалась всеми государствами при проведении осад.

Несмотря на указы царя не грабить местное население, сами солдаты периодически данные приказы нарушали. Как жаловались жители виленского воеводства: «полков полковники и началные люди посылают в поветы: у шляхт и у крестьян сена берут сильно и иные многие налоги шляхтам и крестьянам чинят». Шляхтич Ошмянского повета Данила Харменский жаловался на грабеж со стороны ратных людей полковника Василия Кунингама, укравших у него корову. Когда попросили полковника вернуть корову, тот избил батогами его подчиненного, шляхтича Самуила Вольского.

С таким положением дел русское правительство пыталось бороться. Например, 16 апреля 1658 года виленские мещане жаловались на русских солдат, которые на рынке отнимали хлеб, рыбу и деньги, а «караульщики», которые должны были смотреть за порядком ничего не сделали. Воевода Шаховский приказал наказать батогами поручика и прапорщика за бездействие, а также был наказан один из участников грабежа, которого сумели опознать. А для предотвращения мародерств войт создал стражу из 30 человек, которая обходила все городские постройки, ловила всех подозрительных лиц и выдворяла их за город. 

В общем, на начальном этапе войны царь был лоялен к местному населению и шляхте, пытаясь инкорпорировать их в состав Русского государства. Ситуация изменилась в 1659-1660, когда литовская шляхта пыталась вернуться под власть короля, тогда с разрешения царя были проведены карательные акции с целью наказания нарушивших присягу. Тому, кто «великому государю крест целовал, а потом изменил», полагалась смертная казнь. Но носили данные акции локальный характер, как походы Лобанова-Ростовского на Мстиславль и Старый Быхов или Барятинского на Рославль, и скорее демонстрировали тем, кто сомневается, что их ждет в случае возвращения под покровительство короля. Наглядным примером служит участь многострадального Бреста, после захвата войсками Хованского в 1660 году жители которого были истреблены, а их тела брошены в ров без погребения, т.к. брестчане изменили присяге царю, уничтожили русский гарнизон и отказались признать «вину» перед войсками Хованского. В городах, где население было лояльным, никаких репрессий не проводилось. Например, в Шклове, в котором насчитывалось 986 домов, за весь период войны погибло всего 5 мужчин.

Итого, как видим, русская армия не была белой и пушистой на белорусских землях и вела себя как завоеватель. Но и откровенными геноцидниками русские не были. Политика царя предусматривала интеграцию этих земель в Русское государство, поэтому старались уменьшить грабежи, разорения и взятие пленных. Получалось с переменным успехом, но нет оснований считать, что русская армия вела себя как-то хуже, чем то же русско-литовское войско во времена Смуты на территории Русского государства. Примеров массовых убийств русской армии мирного населения на захваченной территории ВКЛ источники до нас не донесли, а если бы такое действительно было, то непременно кто-нибудь да оставил в большом количестве. Половина населения если и была потеряна, но не только в результате военных действий, а из-за большого количества причин, в которых война с Россией была лишь одним из факторов. 

Война со Швецией 1656-58 гг. 

Еще одной военной стороной конфликта была Швеция. На территории ВКЛ они контролировали всего 6 поветов. Шведская администрация не церемонилась с новыми территориями, а сразу подняла налоги и требовала дополнительной поставки продовольствия для армии, чем вызвало недовольство шляхты и местного населения. К тому же шведская армия вела себя на занятой территории как оккупант. Из донесений шведскому Королевскому Совету в 1656 году: «Как известно, согласно с приказами наши солдаты и кавалерия размещались по 5-6 человек в [литовских] деревнях, что насчитывали 30-40-50 домов. Поэтому офицеры редко их посещали, и солдаты почувствовали возможность безнаказанно грабить население. Крестьяне начали жаловаться, но их жалобы не доходили до офицеров». Все это недовольство вылилось в восстание, начавшееся в апреле 1656 года и охватившее в первую очередь Жемайтию, и при подавлении которого только в Тельшяйском волости шведами было сожжено 25 деревень.

Также лояльные шведам литовские войска Богуслава Радзивилла в апреле-мае пытались захватить Подляшье, Брестчину и Новагородчину, сражаясь с литовской армией Сапеги. 15 мая перед шведско-казацко-венгерской армией капитулировал Брест, что не спасло город от разграблений и убийств. Казаки, не слушая приказов шведов, убивали католиков, протестантов и евреев, разрушили лютеранскую кирху. Венгры лютовали против шляхты, особо невзлюбив сторонников Сапеги. Например, они сожгли их имение Бочки и отрубили головы десяти местным шляхтичам. Шведские войска грабили Брестские пригороды.

По донесению воеводы Арсеньева шведские войска из Слуцка вторгались на контролируемый русскими Минский уезд: «свейские люди…уездных людей бьют и мучат, и животы их, и лошадей, и животину грабят, и дома их разоряют». И это еще до официального объявления войны.

Несмотря на то, что шведы контролировали небольшие территории ВКЛ, они представляли значительную угрозу. Для сравнения, по подсчетам польских историков, которые в своей книге привел Ю. Можи, во время Шведского Потопа польские земли потеряли населения:

• в Великопольше в сельской местности в 48,9%, а городского в 62,5%; 
• в Малопольше 27%;
• в Подльяшье 50%;
• в Мазовии 43-64%; 
• в Королевской Пруссии 55-60%;
• в землях холмских, львовской и санокской 53%; 
• Всего население Польши за период 1648-1661 годов сократилось на 52%.

Как видим, потери населения во время Шведского потопа были огромны, при том, что война длилась меньше чем в ВКЛ. 

Действия литовских войск в 1654-1667 годах

В XVII веке в Речи Посполитой сознание населения было типично средневековым, а, следовательно, никаких национальных идей они не имели. Простой народ был ресурсом, но только для того, кто им владел, поэтому ценили только своих крестьян, а вот крестьяне соседнего шляхтича такой ценности не представляли. Из-за частых конфедераций, когда солдаты из-за неуплаты жалования покидали службу и, по их мнению, законно забирали свое в имениях «должников» (короля, гетмана, сенаторов и т.д.), грабить местное население было обычной практикой. Поэтому бывшие граждане легко превращались в неприятеля и их можно было не щадить. Имело это и практический смысл – опустошались земли, с которых кормился противник, тем самым он лишался продовольствия. Особенно никакой ценности местное население не представляло для наемных армий, которые с радостью грабили и насиловали жителей окрестностей, не испытывая при этом никаких угрызений совести. А из-за нечастых неуплат, чтобы банально себя прокормить, нужно отобрать провиант у того, кто эти провиантом располагал.

Поэтому ожидать от армии ВКЛ хорошего отношения к местному населению не приходилось. О грабежах солдат писал Веспасиан Коховский: «Что враг мог сделать, грабя и опустошая, то [наш] солдат тоже самое делал, грабя то, что защищать от врага должен». Особенно доставалось тем территориям, на которых войска становились лагерем. Например, когда литовская армия осень 1654 года стояла под Минском, около Ракова и Смолевич, после поражения под Шепелевичами, жолнеры безжалостно грабили окрестности, отбирали имущество у крестьян и разоряли шляхетские имения. Как писал гетман Януш Радзивилл, армия «без неприятеля по-неприятельски поступает».

О беспринципности наемников хорошо говорит пример литовского полковника Караля Лисовского, который в феврале 1655 года разорял Берестейский повет, а позже перешел на сторону Москвы и стал грабить Минский и Полоцкий поветы. Жители полоцкого воеводства жаловались: «нам Москва не причиняла вреда, один только пан Лисовский, когда со своими людьми в наши места пришел и под руку царя Московского подался». Когда же он в 1660 году после побед Чарнецкого и Сапеги над русскими войсками опять присягнул королю, то на все обвинения отвечал «На то была война».

Много жалоб было на полки под командованием Андрея Мурашки и Элиаса Шурина. В Пинском повете прославился грабежами полковник Александр Русецкий, осужденный и отправленный за это в изгнание. Иногда случалось, что шляхта объединялась с крестьянами, чтобы защитить свою собственность от нападений наемников. Так сам старый канцлер Ольбрехт Станислав Радзивилл осенью 1654 года возглавил своих людей для борьбы с отрядами добровольцев некоего Николая Пашковского. Литовский мечник Юрий Тызенгауз в письме от 19 апреля 1655 года предлагал распустить наемную армию, потому что вместо обороны Отечества, они нещадно грабят край и получают за это высокую плату. 

Страдало население и от шишей, которых белорусская оппозиция называет «первыми белорусскими партизанами». Вот что пишет Ян Цедровский в своем дневнике: «1657 года 14 марта. Мы претерпевали необычайные грабежи и наезды от наших собственных мужиков, полковником которых был гультяй Денис Мурашка, основавший себе (sedem belli) притон в Каменце. Этот безбожный человек и его гультяи не только мужиков и подданных наших, но и челядь бунтовали и в свой реестр вписывали и были важнейшей причиной тяжкого голода и разброда всех мужиков. Потом однако замирились, когда их в Просовичах поколотили, где убито и моих несколько подданных, которые было погультяями».

Еще одна цитата о деятельности шишей: «Пришли де к ним за реку Березу в села и деревни польские и литовские люди, собрався из лесов, шиши, пан Иван Хвонецкой, а с ним де польских людей одна хорунга; и во многих деревнях крестьян пограбил…»

Интересный случай произошел летом 1658 г. в ошмянском повете, когда Самуэль Дерналович, владелец Ходучишек, обратился к виленскому воеводе Михаилу Шаховскому, чтобы тот потребовал от гетмана Винцента Гонсевского убрать оттуда солдат гетманского полка, грабивших местных жителей.

Как видим, кровавые события на территории ВКЛ начались задолго до 1654 года, а с началом войны кровавый водоворот, начавшийся в 1648 году, раскрутился на полную. Посчитать даже примерное количество жертв от военных действий невозможно. Одно можно констатировать точно: местные жители страдали от всех воюющих сторон. Армия ВКЛ представляла не меньшую угрозу для населения, чем русские солдаты. Крестьянин не испытывал никаких патриотических чувств, когда под орлом и погоней сжигали или забирали его имущество. Грабежи приводили к опустошению деревень, голоду и развитию болезней. В следующей части мы рассмотрим, как эти явления повлияли на демографию Литовского княжества.

Список исчтоников в первой части серии «Неизвестная война» 1654-1667.